Герой штурма Кенигсберга, военный летчик Рено Комаровский: Нам сказали, что мы летим в ад

Рено Комаровский.

Фото: Александр КАТЕРУША

Мы продолжаем серию публикаций «Герои штурма Кенигсберга», в рамках которой начинаем рассказ об отважных бойцах, которые брали столицу Восточной Пруссии. Всем нашим героям мы задаем три вопроса: об их довоенной и мирной послевоенной жизни и просим вспомнить яркий эпизод из жизни фронтовой. Наш первый выпуск посвящен знаменитому в Калининграде ветерану, военному летчику Рено Комаровскому.

Рено Константинович встречает меня на пороге квартиры, улыбается, но придерживается за стену. Фронтовику 89 лет и он плохо видит. На стенах в коридоре висят оленьи рога и огромные клыки кабанов. Это личные трофеи. Рено Константинович много лет страстно увлекался охотой, и благодаря прирожденной меткости наверняка мог бы стать снайпером, но выбрал небо.

Вот, что рассказал нам прославленный ветеран.

Рено Комаровский.

Фото: из архива героя публикации

Детство в Сибири

- Я родом из Белоруссии. Первым мужем моей мамы был граф. Когда грянула революция, его до того затравила советская власть, что он застрелился. Мама вышла замуж повторно, родила троих детей, включая меня.

Все детство мое прошло в Сибири, куда сослали отца. Там я и научился охоте. Мы множество раз переезжали с места на место. В 16 лет я пошел в клуб кавалеристов, где получил саблю, венгерскую куртку и драгоценный опыт. Научился верховой езде, научился рубить врага, сидя в седле, умел обращаться с лошадью. У меня здорово получалось, я был готовым кавалеристом. А когда вызвали в военкомат, то этого даже не спросили. Меня и еще полторы сотни парней отправили в Красноярск в авиационное училище. Я помню, как нам выдали погоны. Фабрика обмундирования находилась в Красноярске, в трех километрах от нашего аэродрома. Погоны были жесткие, но когда на бок наклоняешься, они ломались, гнулись. Так мы в них медные пластинки вставляли. Помню и как сапоги выдали, до этого мы ходили в обмотках. Я неделю проходил в сапогах и на левом подошва лопнула. С разрешения командира поехал на фабрику менять. Там я один сапог снял, второй стягиваю. А мне: «Зачем второй снимаешь?» На фабрике мне только один сапог заменили.

С января 1943 года я начал учиться на летчика. Уже спустя пять с небольшим месяцев я впервые поднялся в небо. Впереди были боевые вылеты.

Советские самолеты на аэродроме Тапиау.

Фото: из архива «КП»

Потеряли три самолета

- Мы бомбили Пиллау и лес, который идет вдоль дороги на Пиллау. Там было полно немцев, они через этот лес отходили. На Кенигсберг я сделал несколько вылетов.

Наша артиллерия и пехота штурмовала город без поддержки авиации. 5, 6, и 7 апреля самолеты в воздух не поднимались из-за ужасной погоды и плохой видимости. А 8 апреля перед нами поставили боевую задачу. На ипподроме – это место между нынешней улицей Невского и Гагарина, ближе к площади Василевского – сосредоточилась большая группировка немцев. Там стояли, готовые к вылету два транспортных самолета. Один заправляли топливом. Аэродром Девау был уже разбит и этот ипподром стал единственным местом, откуда они могли взлететь. Видимость плохая, с большой высоты бомбить нельзя. Нам сказали: «Вы летите в ад». Немцев было много, самолеты стояли, зенитная артиллерия. Плюс нельзя отбомбиться по своим – такая опасность тоже была.

Я вылетел на самолете-информаторе, выяснилось, что с одной стороны ипподром окутан дымом, пришлось нам заходить с другой стороны, сделав круг. Вылетело 9 наших самолетов, мы сбросили 90 бомб. Каждая оставляла трехметровую воронку в два метра глубиной. С такого развороченного поля взлететь было уже нельзя.

При штурме Кенигсберга наш авиационный корпус потерял три самолета ТУ-2. Семь человек погибло, пятерым удалось спастись, спрыгнув с парашютами.

Кенигсберг после налета советской авиации. На переднем плане - казарма "Кронпринц".

Фото: из архива «КП»

В НЕБЕ 37 ЛЕТ

- После войны я участвовал в Параде Победы в Москве. Но это были уже торжественные, праздничные вылеты. Боевых вылетов за войну у меня было 57. Это много. Еще в моей жизни была война с Японией. После нее я отслужил шесть лет на Сахалине, потом направили переучиваться на самолет ТУ-4. Снова три года службы, затем военно-воздушная академия имени Гагарина. Всего в авиации служил до 1978 года. За 37 лет службы налетал свыше 5 тысяч часов.

В Калининград был направлен в 1964 году, здесь занимался проверкой летного состава частей авиации. Да так и остался в городе, который когда-то штурмовали. Вот, говорят, что это англичане разбомбили город в 1944 году. Конечно, они нанесли урон. Но, Кенигсбергу основной урон нанесли мы. Над Кенигсбергом летало почти 2 тысячи советских самолетов. Бомбы с них падали на дома, на крепости, на улицы города. Такого урона как сделали мы, англичане нанести не могли. У них было всего 800 самолетов и бомбы другик. А как действовали наши сухопутные войска и артиллерия? Каждый дом брали штурмом! Каждый дом был крепостью! И взяли каждую крепость.

Самолет полка "Нормандия-Неман" на аэродроме под Хайлигенбайлем.

Фото: из архива «КП»

КСТАТИ

Почему назвали Рено

- Имя у меня необычное и меня часто спрашивают о нем, - улыбается фронтовик. - История простая. Мой отец был солдатом в Первую мировую войну. Где-то на фронте он увидел бронированную машину. Стоит перед ней, а у самого в руках винтовка. Он стреляет в нее, а она едет, снова стреляет, а она продолжает движение. И потом он рассказывал, что все-таки подбил эту бронемашину. А сосед говорил, что удрал он от нее. Как уж было дело, я не знаю. Но только тот непробиваемый автомобиль марки «Рено» так удивил папу, что когда я родился, он меня назвал в честь машины – Рено. В России два человека с именем Рено. Это я и мой внук, которому уже 42 года.